Племянник чародея - Страница 13

– Куда же пропал этот скудоумный старик? Надо было взять с собой хлыст! – И она кинулась из комнаты на поиски дядюшки, так и не бросив ни единого взгляда на детей.

– Ух! – Полли вздохнула с облегчением. – Мне домой пора. Страшно поздно, еще от родителей влетит.

– Ладно, только, пожалуйста, возвращайся поскорее, – сказал Дигори. – Ну и гадина! Слушай, надо что-то придумать.

– Пускай твой дядюшка думает, – ответила Полли. – Не мы же с тобой затевали все эти чародейские штучки.

– Но ты все-таки возвращайся, а? Ты же видишь, что происходит…

– Я отправлюсь домой через наш проход, – сказала Полли с холодком, – так быстрее. А если ты хочешь, чтобы я вернулась, то не мешало бы извиниться.

– За что? – воскликнул Дигори. – Ох уж эти девчонки! Да что я такого сделал?

– Ничего особенного, разумеется, – ехидно сказала Полли. – Только руку мне чуть не оторвал в этом зале с восковыми фигурами. И в колокол ударил, как последний идиот. И в лесу замешкался, чтобы эта ведьма успела тебя ухватить перед тем, как мы прыгнули в пруд. Вот и все.

– Хм, – удивился Дигори, – ладно, прошу прощения. В зале с фигурами я правда вел себя по-дурацки. А ты уж не вредничай, возвращайся. Не то мои дела плохи будут.

– Да что с тобой может случиться? Это ведь не тебе, а дядюшке твоему сидеть на раскаленном железе и спать на льду, так?

– Это здесь ни при чем, – сказал Дигори. – Я насчет мамы своей беспокоюсь. Если эта ведьма к ней зайдет в комнату, она ее до смерти перепугает.

– Ладно, – голос Полли переменился. – Хорошо. Перемирие. Я вернусь, если смогу. А покуда мне пора. – И она протиснулась сквозь дверцу туннеля. Это темное место среди балок, которое казалось ей таким заманчивым всего несколько часов назад, теперь выглядело будничным и неприглядным.

А теперь вернемся к дядюшке Эндрью. Когда он спускался с чердака, сердце у него колотилось, как бешеное, а с морщинистого лба катились крупные капли пота, которые он утирал платком. Войдя в свою спальню, расположенную этажом ниже, он закрыл дверь на ключ и первым делом полез в комод, где прятал от тетушки Летти бутылку и бокал. Налив себе полный бокал какого-то противного взрослого зелья, он выпил его одним махом, а затем глубоко вздохнул.

«Честное слово, – сказал он самому себе, – я жутко взволнован. Страшно расстроен. И это в моем-то возрасте!»

Налив второй бокал, он осушил и его, а потом принялся переодеваться. Вы такой одежды никогда не видели, а я их еще помню. Дядя надел высокий-высокий блестящий белый воротничок, жесткий, из тех, что заставляют вас все время держать подбородок кверху. Следующим на очереди был вышитый белый жилет, на который дядя выпустил золотую змейку цепочки от часов. Затем он облачился в свой наилучший фрак, который приберегал для свадеб и похорон. После этого он вынул и почистил свой парадный цилиндр, а в петлицу фрака вставил цветок из букета, который тетя Летти поставила в вазу на его комод. Достав из маленького ящика комода белоснежный носовой платок, из тех, каких теперь уже не купить, он покапал на него одеколоном. Напоследок дядюшка Эндрью вставил в глаз монокль на толстом черном шнурке и взглянул на себя в зеркало.

Дети, как вы хорошо знаете, делают глупости по-своему, а взрослые по-своему. Дядя Эндрью в тот момент как раз был готов на всякие взрослые глупости. Теперь, когда ведьмы рядом не было, он позабыл о том, как она его перепугала, и думал только о ее небывалой красоте. «Да, скажу я вам, поразительная женщина, – твердил он про себя, – дивная женщина! Чудное создание!» Он как-то ухитрился позабыть и то, что привели это «чудное создание» дети – ему казалось, что сделал это он сам, своими заклинаниями.

«Эндрью, мой мальчик, – сказал он про себя, вглядываясь в зеркало, – для своих лет ты чертовски хорошо сохранился! Ты господин весьма достойной внешности!»

Видите ли, старый дурень искренне начинал верить в то, что ведьма может в него влюбиться. То ли два бокала были виноваты в таких мыслях, то ли его лучшее платье, а может, и его павлинье тщеславие, из-за которого, собственно, он и стал чародеем.

Он отпер дверь, спустился, послал служанку за кэбом (тогда у всех были слуги) и заглянул в гостиную, где, как и следовало ожидать, увидал тетушку Летти. Стоя у окошка на коленях, она чинила старый матрас.

– Летиция, дорогуша, начал он, видишь ли, мне, как бы выразиться, надо выйти. Одолжи-ка мне фунтов пять… будь умницей…

– Нет, Энди, – сказала тетя Летти твердым голосом, не отрываясь от своей работы – я сто раз говорила тебе, что денег взаймы ты от меня никогда не получишь.

– Прошу тебя, не дури, дорогуша, – настаивал дядюшка, – это чрезвычайно важное дело. Я могу из-за тебя оказаться в исключительно, крайне неудобном положении.

Эндрью, – тетя поглядела ему прямо в глаза, – как тебе не стыдно просить денег у меня?

За этими словами скрывалась длинная и скучная взрослая история. Вам о ней достаточно знать только то, что дядюшка Эндрью некогда «пекся о делах дражайшей Летти», при этом сам не работал, платил из ее денег за свои сигареты и коньяк, так что в конце концов тетя Летти теперь была куда беднее, чем тридцать лет назад.

– Дорогуша, – упрямился дядя, – ты не понимаешь. У меня сегодня будут непредвиденные расходы. Мне надо кое-кого немножко поразвлечь. Пожалуйста, не утомляй меня.

– Но кого, кого же, скажи на милость, ты собираешься развлекать? – спросила тетя Летти.

– Одного очень важного гостя… он только что прибыл…

– Важный гость! – передразнила тетя Летти. – К нам и в дверь-то никто не звонил за последний час.